Тотем Козерога - Страница 37


К оглавлению

37

В щеку тыкался мокрый нос, кожу щекотали жесткие усы, мягкая шерсть. Я застонал сквозь сонную одурь, отпихнул кошку. Но Багира не желала уходить. Громко и возмущенно мяукнула, замурлыкала и засопела на ухо как паровоз. Улеглась на груди, обняла лапами шею.

– Отстань! – проворчал я. – Брысь!

– Мяу! – требовательно сказала кошка. – Мррр…

– За что наказание? – сонно пробурчал я.

С трудом разлепил веки и сфокусировал взгляд на Багире. Мордочка довольная и хитрая – знает зараза, что сдамся. Жмурилась на яркий солнечный свет, льющийся из окна. По-своему, по-кошачьи улыбалась золотистым пылинкам, что танцевали в воздухе. Блаженно вытягивала спинку, вяло водила хвостом.

– Неужели обязательно будить каждое утро? – посокрушался я. – Выходной ведь. Багира, ты эгоистка! Я не должен просыпаться, когда это делаешь ты.

Кошка дернула хвостом, оставила мой укор без внимания. На кухне застучали кастрюли, ноздри пощекотал запах наваристого мясного бульона. Багира встрепенулась, широко распахнула глазища – там вкусное! Мигом спрыгнула с груди и юркнула в щель приоткрытой двери. Сразу же раздался грохот и возмущенный вопль Елистрата:

– Пошла вон, мышатница! Не мешай готовить! Куда все влезает, мохнатое чудовище?

Значит, Светка с Вовкой еще не вернулись, – рассеяно подумал я. – Пока соседей нет домовой осмелел, стал хозяйничать в открытую.

Закрыл глаза и попытался заснуть. Но тут в мозгу мелькнули картинки воспоминания, кожу обожгло ледяной волной. Я задрожал и сел на постели. Простыня влажная, по спине и груди стекал холодный пот. Голову сразу же стянуло тисками боли, в глазах помутилось. Я застонал сквозь плотно стиснутые зубы, сдержал тошноту.

Помню муторный сон… Я вернулся в детство, оказался в деревне. Когда были живы дед и бабушка родители возили туда каждое лето. Ведь ребенок должен знать, что такое природа. Самые светлые и счастливые воспоминания связаны с тем домом. А еще сад… у меня была любимая вишня, на ветке которой просиживал часами. Всматривался в небо, наблюдал за листвой. Слушал ветер, скрип веток… Мне частенько снилась то дерево. Вот и теперь увидел. Смеялся, мечтал, снова стал ребенком.

А потом заметил жуткое чудовище, что кралось по земле. Нечто невообразимо мерзкое – помесь дракона с человеком. Монстр выглядел так, будто побывал в мартеновской печи. Весь обгоревший, кое-где обугленный. По телу стекала скользкая зеленая кровь, из глубоких ран проглядывало бледное как у лягушки мясо… Самое странное – показалось, что сквозь гротескные черты на меня смотрит давешний академик, Платон Варламович. Узкий череп с клочками безжизненных волос, длинная козлиная бороденка и сверкающие злобой черные глаза…

Я не столь впечатлительная личность. И чудака, что предложил продать душу не испугался. Но вдруг есть связь? В последнее время со мной творится слишком много запредельного. Вчера, например, чуть не зарезала Грейс Моран. Но появилась ведьма и вытащила из корявых лап злобной блондинки… Похоже Елистрат прав. На меня открылся сезон охоты.

Мотнув головой, я медленно сполз с постели и стал одеваться. Боль прошла, но в теле слабость. Голова противно кружилась. Я обул тапочки и отправился умываться. Почистил зубы и, поразмыслив, полез в душ. Заодно побриться не помешает. Минут через двадцать вышел чистый и благоухающий, как зомби побрел на кухню.

– Доброе утро, Елистрат! – буркнул я и плюхнулся на табурет. Нащупал на столе полупустую пачку, прикурил, с удовольствием вдохнул дым.

Домовой серым мохнатым шаром метался по кухне. Одинаково легко перемещался по полу, стенам и потолку. Удивительным образом успевал помешивать суп поварешкой, мыть посуду, протирать стол чистой тряпицей. Бросил на меня быстрый взгляд, пропыхтел на бегу:

– Утро доброе, молодец! Что бледный такой? А ли заболел?..

Я наблюдал за суетой домового. Курил, прихлебывал горячий чай из кружки, что подставил заботливый Елистрат. Не знаю, смогу ли когда-нибудь привыкнуть. То и дело подмывало сходить к психиатру, проверится. Знал – все реально. Мир просто раздвинул границы, стал больше, ярче, интереснее. Но мозг по инерции отрицал очевидное, с трудом укладывал на полочки новые знания.

– Не заболел, – поморщился я. – Ничего серьезного, кошмар приснился.

Еслистрат споткнулся и резко остановился. Остроконечные кошачьи ушки стали торчком, в блестящих глазках промелькнуло беспокойство. Домовой запрыгнул на стол, остановился предо мной. Сложил руки на груди, нахмурился и строго сказал:

– Рассказывай, молодец!

– Не о чем рассказывать, – отмахнулся я. – Плохой сон. Ни больше, ни меньше.

– Ох, и дурак! – фыркнул Елистрат, скривил лицо. – Разве не знаешь… Боги, а ведь и, правда, не знаешь!

– Что я должен знать? – спросил я с раздражением. – Объясни, дядюшка домовой, будь добр!

Елистрат всплеснул руками и схватился за голову. Яростно поскреб бороду, забормотал что-то под нос. Но успокоился, уселся на палку колбасы как на скамейку, тяжко вздохнул.

– Мы живем в Яви, то бишь в реальности. Сны – часть Астрального мира, отражение царства Нави, – стал терпеливо объяснять домовой. – И живут в нем разные твари, не всегда хорошие. Сквозь сны можно ходить, чем и занимаются колдуны. Потому отвечай молодец! Что видел? Кого встретил?

– Вот как!.. – хмыкнул я. – Ладно, слушай…

Быстро пересказал сон, опустив некоторые подробности. Глянул на домового и запнулся. Елистрат грозно сдвинул брови, покачал головой.

– Беда, молодец!.. – проворчал он. – Как я и думал, за тобой охотится колдун. Очень сильный, если предстал в облике навьей твари.

37