Жарков потянулся к дубине, стараясь не делать резких движений. Нащупал кнопку на гладком цилиндрике фонарика. За годы бродяжничества привык сталкиваться с разным зверьем. Как дружелюбным, так и не очень. Научился ладить, а иногда и обороняться. Но больше всего страшили больные бешенством. Если покусает, то хана… Бомжей неохотно лечат в больницах.
И тут в груди у Сидора похолодело. В темноте сверкнули два алых уголька. В них отражался безумный и вечный голод, адская злоба и черная ненависть ко всему живому. Глаза! – с ужасом понял Жарков. Сдавленно хрюкнул, щелкнул кнопкой и взмахнул дубиной.
Узкий сноп белого света высветил четвероногого гостя. Сидор увидел свалявшуюся шерсть в комьях грязи и сухих листьях. Шкура тонкая, пергаментная. Сверху немного подсохла, но из многочисленных дыр еще сочился бурый зловонный гной и слизь. На животе огромный провал с торчащими из него скользкими гнилыми кишками. Лапы толстые, узловатые. Кое-где проглядывали желтоватые кости, разлагающиеся мышцы. Голова бесформенная и бугристая, в язвах и желтоватой слизи. Морда необычно удлиненная, из пасти торчали длинные и острые иглы клыков. А в черных провалах глазниц горело адское пламя…
Все это Сидор увидел в краткий, почти микроскопический миг, перед тем как мертвый пес бросился на него и вонзил острые зубы в незащищенное горло. Бесполезная дубина выпала из ослабевших пальцев, фонарик потух. Брызнули тугие фонтанчики артериальной крови. Горячие ручейки потекли по короткой засаленной бороде. Бродяга захрипел, попытался бороться. Но через минуту затих, обмяк. Великий мечтатель так и не успел высказать миру светлые мысли…
Пес ликовал. Двуногий оказался легкой добычей. Не убежал, почти не сопротивлялся. И теперь мертвец наслаждался теплой человеческой кровью. Рвал и кромсал горло несчастного, подставлял пасть под живительные ручьи. С каждой каплей крови Пес ощущал себя сильнее. Шкура стала плавиться. Выросли костяные чешуйки, из хребта с хрустом выдвинулись острые шипы. Адское пламя в провалах глазниц разгорелось ярче.
Когда кровь перестала брызгать, мертвец продавил грудь двуногого. Разорвал и сломал ребра когтями, выгрыз еще живое пульсирующее сердце. В пасти Пса родились щупальца дымной тьмы. Обвили кровоточащий кусок мяса, растворили и сожгли. Бывший охранник кладбища замер, припал к земле. По собачьему телу прошла последняя волна трансформации. Скелет скрипел и трещал, кости меняли положение, утолщались. Морда еще больше вытянулась, обросла короткими иглами…
Окрестности огласил первый торжествующий вой новорожденной Гончей. Охранник кладбища ощутил, что Хозяин пришел. Он здесь, на краю людского муравейника! И призывает верных слуг!.. Охота скоро начнется!
Новые обостренные чувства сказали Псу, что кто-то идет. Затрещали кусты, послышались шорохи. Охранник кладбища развернулся и приготовился к бою. Из тьмы показалась тупая собачья морда, грязная желтоватая шерсть с пятнами гнили. Один глаз сохранился, сочился мутноватой жидкостью. Второй заменяла алая светящаяся точка. Мертвый боксер застыл на краю свободного пятачка, с жадностью посмотрел на еще теплый труп бродяги.
Гончая медленно отступила назад. Собрату тоже нужно утолить голод. А потом, когда тот преобразиться, они вместе пойдут искать Хозяина… * * *
Сказать, что Грейс была в ярости – не сказать ничего. Молодая волшебница не находила места, металась, рычала и бесилась. Несколько дней пошли коту под хвост. Никаких результатов, ни одной зацепки. Александр как в воду канул.
Утром в субботу Моран отыскала домашний адрес, решила навестить. Но оказавшись у двери, ощутила, что квартира пуста. Кроме кошки и домового – никого. Проверила астральный след и поняла, что Александр недавно ушел.
Волшебница спустилась во двор и устроилась на скамейке в тени раскидистых ясеней. Создала заклинание отвода глаз, накинула на район поисковую сеть. Если парень появится, она сразу почувствует.
Через три часа ожидания Грейс заскучала. Двор самый обычный: с шумной детворой и бабушками у подъездов. Иногда проезжали автомобили, ходили жильцы… Чтобы убить скуку Моран принялась усиленно сканировать район, ловить отголоски мыслей. И поразилась теми изменениями, что произошли в сознании людей. Одни еще держались, но многие оказались заражены. В душах проклевывались черные ростки, оплетали ауры гибкими лианами. Пожирали эмоции, тянули энергию и передавали куда-то далеко, за грань реальности… Значит, вчерашнее ощущение не обмануло. Кто-то умудрился наложить проклятие на весь город.
Взять хотя бы худосочную старушку, сидящую на скамейке у дома. Тьма почти поглотила ее, щупальца оплели душу плотным коконом. Проникли в разум, стали менять. Даже в реальном мире проявлялись признаки превращения: неестественно бледное лицо, черные круги под глазами и растущие когти. Еще немного и старушка станет иным существом, вместилищем для твари Тонкого мира. И тогда родственникам бабули не позавидовать. В лучшем случае просто убьет, в худшем – еще и сожрет.
Волчица заволновалась. Теоретически любой человек, обладающий хотя бы каплей силы может проклясть другого. Злое слово, неприязненный взгляд – и в ауре появляются вихри, разрывы. Проклятый начинает болеть, чахнуть. Если воздействие слабое, то аура постепенно восстанавливается, затягивает раны. Чуть сильнее – и потоки энергии ломаются, человек может умереть. Но есть еще и Высшие проклятия, связанные с Тьмой, Тонкими мирами. О таких Грейс знала лишь понаслышке. Они требовали заклинаний, специальных ритуалов, человеческой крови и других природных катализаторов способных установить мост между реальностью и Астралом. Проклятый не просто болел или умирал. Душа уходила на корм бесплотным тварям, в тело вселялись иные сущности, хищные и кровожадные. Но проклясть целый город… Непостижимо!.. Только Старейшины и сильные некроманты способны на такое… Первые далеко. Вторых почти не осталось. И если бы в Славгород забрел чернокнижник, то Моран сразу почувствовала. Остается последний вариант. Ткань реальности в Славгороде по какой-то причине очень тонкая. И кто-то вольно или невольно прорвал окончательно, воззвал к одному из теневых существ, демонов…